вторник, 27 сентября 2016 г.

«Испортить себе некролог» Бориса Акунина с кратким послесловием

Автор: Борис Акунин

18 апреля, 2014

     Не знал, кто автор этого расхожего выражения. Оказывается, (Гугл подсказал), всё тот же Лев Рубинштейн.

     Смысл понятен. Это когда какой-то известный человек живет достойным образом, обзаводится почтенной репутацией, а потом вдруг совершает нечто такое, после чего относиться по-прежнему к нему уже не получается. И все говорят: «Да, конечно, стыд и срам. Но зато какой он был раньше…»

     С этой опасностью чаще всего сталкиваются художники, которым не повезло посетить сей мир в его минуты роковые.

     Наверное, самый хрестоматийный и ужасно грустный пример испорченного некролога – Алексей Максимович Горький.

     Невероятно сильный талант, очень красивая жизнь, в которой было всё: мощные книги и всемирная слава, любовь прекрасных женщин и обожание читателей, большие гонорары и большая щедрость, борьба с диктатурой царизма и борьба с диктатурой большевизма. Если бы Алексей Максимович умер десятью годами раньше, в эмиграции, он остался бы в нашей памяти как одна из самых светлых фигур русской культуры.

     Но финал его жизни был так жалок, что перечеркнул все былые заслуги. Поездка на Соловки посмотреть на перевоспитание зеков; восторженный отчет об этой поездке; «Если враг не сдается – его истребляют»; особняк Рябушинского; Нижний Новгород, переименованный в город Горький при живом Горьком…  Господи, до чего же всё это стыдно.



     Или Кнут Гамсун. В восемьдесят лет – живой классик. В девяносто – позор норвежской нации, осужденный за поддержку фашистов. Пел дифирамбы Гитлеру, преподнес свою нобелевскую медаль Геббельсу. Мафусаила пожалели, в тюрьму не посадили. Доживал, как зачумленный. И сейчас невозможно читать «Плоды земли», не помня о том, к чему в конце концов пришел автор знаменитого романа.

     Всё дело в том, что большой художник в чем-то очень силен, а в чем-то очень слаб. На этом они, бедные, и подламываются.

     Воланды и его мелкие хвостатые родственники отлично знают, на чем можно поймать Мастера.

     Он часто бывает тщеславен и падок на почитание. Его надо по шерстке, по шерстке, да сахарку ему, да золотую дверцу распахнуть. Он и не поймет, что дверца ведет в золотую клетку. А войдет – хлоп, и обратной дороги нет.

     Максима Горького большевики и гепеушники обхаживали очень долго, ключики подбирали терпеливо, сам Вождь не жалел времени и усилий – писал душевные письма: «Ввиду горячки в работе, не писал Вам. Это, конечно, нехорошо. Но Вы должны меня извинить». Какой человек извинения просит, подумать только!

     А Гамсуном восхищался Геббельс и уважил своим личным вниманием фюрер германской нации. Один великий человек, так сказать, оценил величие другого великого человека.



     Есть два железных правила, которые предохраняют художника от испорченного некролога.

     Во-первых, держись подальше от диктаторов и авторитарных правителей (а лучше вообще от всяких правителей, ну их к лешему).

     Во-вторых, как бы ты ни был эстетически сложен, оставайся этически прост. Любуясь оттенками серого, не разучись отличать черное от белого.

     В общем, не спи, не спи, художник. Придет серенький волчок и испортит некролог.


Послесловие

Послесловие действительно будет коротким, потому как Борис Акунин сказал емко и ясно все что накипело. Да вот беда какая, заметка написана 2 года назад, а актуальность ее возрастает в геометрической прогрессии. Неужели так страшно стало жить в современной России, что достойные люди не только не опасаются замараться поддержкой существующей власти, но напротив, бегут наперегонки для выражения своей любви к партии и правительству, а также скрепопослушания, крымнашения, и прочих верноподданнических чуйств.  

Так и уйдут в памяти народной, запачканные в навозе, Олег Табаков, Юрий Кара, Павел Лунгин, Дмитрий Месхиев, Карен Шахназаров, Леонид Броневой, Марк Захаров, Валентин Гафт, Юнна Мориц, и некоторые других общественные деятели, ранее уважаемые, а ныне не очень. Впрочем, зачем перечислять всех, когда все эти списки уже официально растиражированы в Сети.

Предвижу возражение: а если кто-либо из этих действительно верит, что захват территории братского государства является знаком силы, мужества, и возрождения нации? Оченно мне сомнительно. Нет, конечно, такие записные подонки, как Говорухин и Кобздон не в счет. Они действительно верят, что потеряв поддержку власти, они потеряют кормушку, так что для них патриотизм – не пустое слово. Юнна Мориц тоже наверняка искренна в своем экстатическом бреде. Но вот для остальных упомянутых, кроме банального страха и нежелания выделяться, у меня других объяснений нет.

И с каждым новым именем в этом символическом списке становится больно, как будто теряешь близких людей, которым когда-то доверял, которых когда-то любил…




1 комментарий:

  1. * * *
    Меня от сливок общества тошнит!..
    В особенности - от культурных сливок,
    от сливок, взбитых сливками культуры
    для сливок общества.
    Не тот обмен веществ,
    не достаёт какого-то фермента,
    чтоб насладиться и переварить
    такое замечательное блюдо
    могла и я - как лучшие умы.
    Сырую рыбу ела на Ямале,
    сырой картофель на осеннем поле,
    крапивный суп и щи из топора
    в подвале на Урале.
    Хлеб с горчицей,
    паслён и брюкву, ела промокашку,
    и терпкие зелёненькие сливки,
    и яблочки, промёрзшие в лесу, -
    и хоть бы что!..
    А тут, когда настало
    такое удивительное время
    и всё, что хочешь, всюду продаётся -
    моря и горы, реки и леса,
    лицо, одежда, небеса, продукты,
    включая сливки общества, - тошнит
    меня как раз от этих самых сливок,
    чудесно взбитых...
    Да и то сказать,
    от тошноты прекрасней всех мелисса.
    (С) Юнна Мориц

    ОтветитьУдалить